Ниже выписка из истории болезни.
Алексей Алексенко. «Дед Мороз как учитель лжи».
Среди возможных ответов на вопрос: «Как же можно было так изолгаться целым народом?» существуют и спорные, явно притянутые за уши объяснения.
Одна знакомая рассказывала о диалоге, произошедшем между ней и шестилетним сыном:
— Петя, ты веришь в Деда Мороза?
Петя, после долгой, мучительной паузы:
— Ну, так...
Вполне объяснимая заминка. С одной стороны,
исповедать веру в Деда Мороза — значит солгать, уступить родительской идеологической парадигме, прогнуться под власть.
С другой стороны, совсем не верить тоже нельзя: подарков же хочется. А их, возможно, взрослые приносят только затем, чтобы поддержать веру в их нелепые байки — если поставить на этой вере окончательный крест, то никто и тратиться не станет. Словом, для полного идеологического размежевания со лживым миром взрослых требуется известное мужество и бескорыстие, которого у Пети в ту минуту не нашлось.
Я не помню, чтобы когда-нибудь верил в Деда Мороза. Встречал детей, утверждавших, что верят, но кто гарантирует их искренность? Однако я совершенно точно помню, что именно эта история с Дедом Морозом лет в пять была для меня важным внутренним аргументом в пользу осторожного отношения к общепринятым доктринам. «Мы всегда говорим тебе правду, и ты должен говорить правду», — наставлял меня дедушка, а я, весь такой в коротких штанах, дабы случайно не поддаться внушению, повторял про себя: «Дед Мороз. Помним про Деда Мороза. Разные бывают правды».
Ну я-то ладно, что с меня взять — лживый испорченный ребенок, затем диссидент и наконец либераст-русофоб. Но для многих моих сверстников, я думаю, именно эта дедморозовская история была первым важным уроком такой веры, которая не совсем вера, а «ну, так...» Полученные навыки потом можно было применить к марскистско-ленинскому мировоззрению, а еще значительно позже — к учению о том, что нательный крест защищает от сглаза. Собственно, сотни миллионов людей начали свое познание мира с открытия, что, если постараться и заставить себя верить в то, чего совершенно определенно на свете не бывает, можно сделать свою жизнь более радостной, уютной и обустроенной. И не говорите мне, что это знание они никогда позже не применяли.
А если кто-то (вроде меня) плохо овладел этим важным социальным навыком, издевательское вранье про Деда Мороза приводит к еще более печальным психологическим последствиям: мысль о том, что взрослые по-авгурски договорились о чем-то у меня за спиной, лежит в основе теорий заговоров и других проявлений инфантилизма и асоциальности.
Советский культ Деда Мороза занимает совершенно особое место в истории мифологии. Не стоит обманываться его внешним сходством с Санта-Клаусом. Санта существует в широком мифологическом контексте Рождества: вифлеемская звезда, ангелы, пастухи, волхвы, горящие в окнах с самого начала адвента семисвечники, младенец-Христос в яслях, вол и осел, Бог, сходящий на землю в виде уязвимого младенца и тем отвечающий на вопрос, как Он допустил существование зла в созданном Им мире... От детских игр и сказок до важных взрослых вещей: там, на верхних этажах мифологического здания, есть что-то, во что можно верить всерьез и без оговорок (можно и не верить, конечно, кто бы спорил). Но не таков наш Дедушка Мороз. Он один-одинешенек, и нет у него никакого начальства на небесах.
Кстати, в нашей семье было довольно много рождественских украшений, вывезенных дедом в 1947 году из оккупированной Германии. В том числе и большое количество Санта-Клаусов, ватных, картонных, стеклянных. Так вот, я в младенчестве безошибочно отличал Санту от настоящего русского Деда Мороза. Птица-тройка вместо оленей, наличие Снегурочки — лишь внешние факторы. Что-то такое у них в повадке было — совершенно разные масти лицемерия. Чуткое детское сердце умеет различать такие вещи.
В его нынешнем виде миф, похоже, возник в конце 30-х годов, когда в большевистской России было разрешено праздновать Новый год. Когда и где появилась Снегурочка, установить решительно невозможно. В моем детстве был и третий персонаж — собственно Новый год в виде мальчика, нередко в костюме космонавта с соответствующей цифрой на груди или на шлеме (а Дед Мороз тогда брал на себя дополнительную функцию, воплощая год старый, уходящий). Культ деда Мороза берет начало в советской безрелигиозной пустыне. Он — ниоткуда (желающие могут поискать корни в русской детской литературе рубежа XIX и XX веков, но, отыскав, сразу увидят и пропасть между теми Морозами и нынешним Дедом родом из Великого Устюга, встречать которого, бывало, выходил лично коррупционер Лужков.
Итак, Дед Мороз — продукт безрелигиозной пустыни, единственный (пусть и плохо проработанный) миф и культ народа, уставшего от лжемифологии и заведомо лживого культа. Потому и Новый год стал самым разлюбимейшим, да едва ли и не единственным праздником: праздник невозможен без культа и мифа.
Интересно другое: настали 90-е, потом 2000-е, стало как на дрожжах разрастаться государственное православие. Оно немедленно ополчилось на заимствованные лжекульты: долой Хеллоуин, долой день Святого Валентина. Другие фетиши (вроде российской государственности и военной мощи) оно, наоборот, постаралось ассимилировать. И только к Деду Морозу отношение удивительно индифферентное, хоть он одновременно и заимствованный, и вполне советский. Ни малейших попыток изгнать странного языческого идола, лже-Санту. Ни малейших попыток вернуть его туда, где ему, казалось бы, и место — в широкий контекст Рождества. Так и осталось: Рождество Рождеством, но и советский Новый год не трогаем. Одно никак не связано с другим. Пьяная и пустая неделя с первого по седьмое — лучшая метафора этой зияющей идеологической прорехи.
Только не надо мне рассказывать, что Дед Мороз — это просто сказка, увлекательная детская игра-фантазия. Играют и фантазируют дети поодиночке. Когда дети начинают играть и фантазировать целой страной, это называется по-другому — у нас, либерастов, на такие штуки чутье и идиосинкразия. Особенно если предмет игры состоит в том, что они все вместе верят во что-то, во что поодиночке на самом деле не верят. Это не игра, это тренинг. А если какой-то ребенок и правда поверил в бородатого дарителя подарков, тогда я вас поздравляю: вы обманули младенца. Давайте теперь над ним посмеемся. Со временем он привыкнет, что ему лгут, и научится получать удовольствие от такого положения вещей.
Поймите меня правильно, я вовсе не против Деда Мороза. Но я решительно против ситуации, когда во всей верхней палате парламента страны не находится ни одного честного человека, да и в нижней раз-два и обчелся. Куда-то же они все делись? Вот и пытаюсь понять, как могу.
отсюда
Journal information