Ненависть к Солженицыну у этой публики вполне понятна, но вот несчастную Цветаеву-то за что?!
Впрочем, 99% целевой аудитории фурсовых и делягиных сотоварищи фамилия и инициалы "Непомнящий В.С." не говорят ничего. Хорошо, если про Цветаеву слышали. Да им все эти антисовецкие и несовецкие литературные излишества до фонаря, с ними компетентные органы разбираться должны, как в 1937 году, повторения которого они в упоении предвкушают.

Намедни имел удовольствие поболтать с одним из этих.
Чел ездит на авто стоимостью свыше 2 млн. р. Работал руководителем среднего звена в крупной гос. корпорации, но уволился. Собственно с этого его рассказ и начался, он стал жаловаться на бардак, некомпетентность, воровство, коррупцию, процветающие в этой компании. Затем переключился на Путина, дескать, это он во всей стране бардак развёл ("кошка бросила котят..." :). После чего пошли сравнения Путина со Сталиным, который, мол, страну после войны поднял и т.д. и т.п. Далее ход мысли ожидаемо перешёл на воспоминания о "чудесном" эс-эс-эре, в ходе которых была озвучена зарплата в 250 р., которую получал рассказчик. Меня подмывало вставить свои 5 копеек по поводу стоимости его машины в сравнении с его советской зарплатой, но я сдержался.
А вот кульминация этого спича буквально меня ошарашила: "А знаешь почему в Германии такой порядок? ... - Потому что там было гестапо. Мне про это немцы говорили (!) Говорят, к порядку сначала страхом приучили, а потом привыкли". Я ему говорю: "Но в Финляндии же не было гестапо". Такого поворота он явно не ожидал, но нашёлся быстро: "Да, но в Финляндии тоже были спецслужбы!"
В этот момент вспомнился мне эпизод из бессмертного "Чонкина":
"– Их бин капитан Миляга,– заторопился он.– Миллег, Миллег. Ферштейн?– Все же несколько немецких слов он знал.
Капитан Миллег,– записал лейтенант в протоколе допроса первые сведения. поднял глаза на пленника, не зная, как спросить о роде войск, в котором тот служит.
Но тот предупредил его и спешил давать показания:
– Их бин ист арбайтен… арбайтен, ферштейн?…– Капитан изобразил руками не тоиработу, не то копание огорода, не то пиление напильником.– Их бин ист арбайтен…– Он задумался, как обозначить свое Учреждение, и вдруг нашел неожиданный эквивалент:– Их бин арбайтен ин руссиш гестапо.
– Гестапо?– нахмурился белобрысый, поняв слова допрашиваемого по-своему.– коммунистен стрелирт, паф-паф?
– Я, я,– охотно подтвердил капитан.– Унд коммунистен, унд беспартийнен всех расстрелирт, паф-паф,– изображая пистолетную стрельбу, капитан размахивал правойпрукой. Затем он хотел сообщить допрашивающему, что у него большой опыт борьбы с коммунистами и он, капитан Миляга, мог бы принести известную пользу немецкому Учреждению, но не знал, как выразить столь сложную мысль.
<...>
Миляга был растерян, ошеломлен, раздавлен. Кто-кто, а уж он-то совершенно ничего не мог понять. Кто эти люди? И кто он сам?
– Их бин…
– Ну вот, видишь,– повернулся генерал к Ревкину,– я же говорю, что он немец.
– Найн, найн!– приходя в ужас, закричал Миляга, перепутав все известные ему слова из всех языков.– Я нет немец, я никс немец. Русский я, товарищ генерал.
– Какой же ты русский, так твою мать, когда ты слова по-русски сказать не можешь.
– Я могу,– приложив руку к груди, стал горячо уверять Миляга.– Я могу. Я оченьМдаже могу.– Для того, чтобы убедить генерала, он выкрикнул:– Да здравствует товарищ Гитлер!
Конечно, он хотел назвать другую фамилию. Это была просто ошибка. Трагическая ошибка. Но то тяжелое состояние, в котором он находился с момента пленения, перемешало в его стукнутой голове все, что в ней было. Выкрикнув последнюю фразу, капитан схватился двумя руками за эту голову, упал и стал кататься по земле, понимая, что его уже ни за что не простят, да и сам бы он не простил.
– Расстрелять!– сказал генерал и сделал характерное отмахивающее движение рукой".
Journal information